По-настоящему второе слово рифмопары всегда должно быть подобрано таким образом, чтобы обмануть рифменное ожидание.

...Но видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам вера предстоит:
Еще она не перешла порогу,
А дом ее уж пуст и гол стоит;
Еще она не перешла порогу,
Еще за ней не затворилась дверь...
Но час настал, пробил... Молитесь богу:
В последний раз вы молитесь теперь. (5)

Да и на Западе свободный стих ("vers libre") существовал задолго до Гийома Аполлинера.
Но и в "Пророческих книгах" Блейка, где каждый стих подчинен особому складу и размеру, и в широких, освобожденных от всех метрических канонов строках Уолта Уитмена есть какая-то, хоть и довольно свободная, музыкальная система, есть усложненный, но уловимый ритм, позволяющий отличить стихи от прозы.
А у Маяковского - при всем его новаторском своеобразии - стих еще более дисциплинирован, организован. В последние же стихи этого поэта-оратора ("Во весь голос") торжественно вступают строго классические размеры:

Конечно, можно говорить о паузе между опытами Серебряного века и новой востребованностью верлибра в 1960-е – 80-е. Отчасти этот перерыв правда связан с идеологией, с агрессивно-примитивной советской эстетикой. Но я не уверен, что дело только в них. В американской поэзии, если я верно понимаю, тоже пролегла изрядная пауза между Уитменом и повальной верлибризацией последних десятилетий. Во всяком случае, у нас верлибр в ХХ веке оказался не единственной – и далеко не самой распространенной – формой модернизации стиха не только по идеологическим причинам. В свободной от такого давления эмигрантской поэзии его и вовсе практически не было.

Вопрос в том, куда ведет поэзию "раскрепощение" стиха, все более приближающегося к прозе, подчас лишенной даже того сложного и скрытого ритма, который вы уловите в лучших образцах прозы.
И вновь вспоминается вопрос Пушкина: